кровавый бишонен
92
j2rps драбблы объединенные одной, но пламенной ленью автора делать пицот постов, посвященных этому УГ
1
Это могло быть войной. И воздух вначале лета сладкий, как после боя. Джареду хочется набрать больше прозапас. Вдавить ладонь в жирную землю, захватить комок грязи и сжать в кулаке. Прочертить большими пальцами грязные полосы на щеках и на лбу. Залечь с ружьем в зарослях папоротника. Может быть, даже утонуть в великой дождевой луже посреди сада. Он садится рядом с декоративными кустами, слишком большой для этих нежных подвигов. Улитка безбоязненно ползет ему навстречу по мокрому зеленому листу, и рожками определяет курс ровно Джареду на переносицу.
Он глупо улыбается улитке. Ну, вот и встретились.
- Ты что там застрял?
Дженсену все еще невесело после операции, это страшный секрет конечно, но Джаред знает. По тому, как тот морщится от солнца, отворачивается все время, прячется за солнечными очками. Ничего. Улитка пучит рожки, как глаза. Падалеки пару раз сочувствующе кивает ей.
- Я инвентаризирую флору и фауну нашего сада.
- Ищешь себе идентичного по умственному развитию собеседника?
- Ага, - Джаред еще шире улыбается улитке, сообразив, где та находится – В нашем саду. Нашел, - сообщает он.
В Канаде не бывает войн.
***
2
Круговорот воды в природе – он такой.
Джаред смотрит в распухшее, покрасневшее лицо Сэнди и думает, что в первый раз видит, как слезы так свободно и открыто текут по щекам.
Она не касается их рукой, не пытается стереть. И вот, они бегут, скользят по коже так открыто, так надрывно и одна слезинка срывается вниз и падает, не на Сэнди, а ниже - на землю. Исчезает там где-то внизу, впитывается в разрыхленной, равнодушной почве и там, может быть, как-то смешается со всеми прочими каплями воды, добежит до какого-нибудь водоема или испарится раньше, доберется до облаков и прольется обратно, чтобы снова испаряться, течь, растворяться - и это навсегда.
- Навсегда? - спрашивает Сэнди. И это так ужасно. Джаред не знает, что сказать. А она ведь ждет ответа. - Навсегда расходимся? И больше никогда?
Джаред молча пытается кивнуть, потому что если откроет рот, вместо "да", скажет "прости". А это не то, что нужно. Это совсем подло. Ему кажется, что Сэнди его ударит. И пусть лучше ударит, или расцарапает лицо, или что-то такое. Но она просто плачет, эта солнечная, смешная девчонка, плачет так горько, так беззащитно по-детски, что это просто в голове не укладывается, как так можно. Джаред хочет, чтобы она прекратила или ушла, или что-нибудь в этом духе, потому что невыносимо. Он не умеет утешать, никогда не умел. Он же парень, в конце концов, он не знает, что делать с соплями. В общем, ему просто жутко от всего этого.
Девчонки часто плачут, но это ведь Сэнди, его малыш, его солнце. Вот что получается - обман какой-то, она ведь всегда улыбалась ему.
Что же ей сказать? Как попросить? Что наобещать? Харли пьет мутную воду из лужи и Джаред автоматически одергивает его. Дурацкий парк. Дурацкий. Не надо было.
Вообще, не надо было - думает он. До чего же это все бесполезно и сложно. Ненужно. Будет ли она меньше любить его из-за этого? Будет ли плохо к нему относиться?
- Да, - отвечает Джаред, у него получилось - да. Но я не хочу, чтобы ты плакала.
- Не хочешь? - Сэнди шмыгает носом и зло улыбается - Не хочешь?
____________________
Слава Богу. Дженсен стоит к нему спиной. Он протирает книжки в шкафу. Достает их по одной, аккуратно проводит тряпкой по корешку, по обложке, задумчиво пролистывает страницы, по обыкновению бормочет себе что-то под нос.
- Я все, - сообщает ему Джаред.
Дженсен поворачивается, смотрит на него вполоборота.
- Ну, хорошо, - говорит он, тут же опустив взгляд на страницу - как прошло?
- Нормально.
Дженсен молчит, ставит книжку на полку. Проверяет, расставлено ли все по алфавиту. Джаред смотрит за окно, как дождь накрапывает, и это не новость. Он еще с утра зарядил, редкий, противный, холодный. У Дженсена в квартире хорошо. Уютно. Как будто выпил горячего чаю перед сном. Сырость сюда не проникает. Дженсен проводит сухой салфеткой по последней книжке в ряду.
- Молодец, - говорит он - пойдем, у меня есть карбонара.
Вот они сидят на кухне и поначалу макароны у Джареда прилипают к горлу, обжигают стенки. Но Дженсен наливает им двоим вина, и проглатывать становится проще. Они обсуждают вчерашний турнир по регби: сентябрь только начался впереди весь сезон, а Буммерс как будто выдохлись. Дженсен считает, что им не хватает стратегии.
- Стратегия в регби, чувак, ты о чем вообще? - фыркает Джаред.
- А ты считаешь, она там не нужна. Ну, действительно, зачем давить интеллектом, когда можно давить мускулами.
Дженсен не то улыбается, не то усмехается, Джаред смотрит на него, они оба смотрят друг на друга, Падалеки молчит и Дженсен слегка подается вперед.
- Все будет хорошо, - говорит он.
И все конечно же будет.
***
3
Это был самый счастливый день в жизни Марка Тремерса. Ладно. Может быть, не вообще, а только в этом году. Но с начала этого года прошло уже достаточно месяцев, чтобы делать подобные выводы. Тем более, что Женевьев (красивое имя. почти итальянское) выглядела действительно сногсшибательно. Ну, или ему просто нравились такие девушки. Тут в Риме их было много - темноволосых, с глазами чернее угля, которым местные художники рисуют портреты за десять евро. Женевьев отличается от итальянских девушек. Она вся какая-то кукольная, словно и ненастоящая. Может быть, из-за того, что до этого он видел ее только по телевизору. А может, дело в Джареде, рядом с которым все выглядят немного игрушечными. Они с Женевьев одинаково загорелые тем загаром, который лепит на кожу Тирренское море, солнце и бесконечные прогулки пешком. Женевьев не накрашена, да это и не нужно. Она обворожительна волшебством морской нимфы с босыми ногами. Ее волосы немного выгорели на солнце и посеклись на концах. Губы потемнели от дневного зноя. Она улыбается ему. Это чувствуется, даже не смотря на то, что стоит Женевьев боком. Джаред улыбается в камеру. Дженсен улыбается из-за объектива фотоаппарата. И за корпусом серебристой коробочки не видать ничего, кроме его улыбки и рыжей щетины.
- Стоп, снято, - произносит он негромко и слегка хрипловато. Может быть, простудился под кондиционером.
Композиция распадается.
- Спасибо, - говорит Марк.
- Спасибо, - говорит Джаред.
- Спасибо, - говорит Дженсен и отдает Марку фотоаппарат.
- Хорошо вам отдохнуть ребята, - говорит Женевьев.
- Спасибо, Джен, - говорит Эклз, одевая сумку на плечо. Они с Джаредом уходят к нужному терминалу, а Кортез еще раз улыбается Марку.
- Классная фотка, - хмыкает она, глядя в экран фотоаппарата.
Она отказывается от кофе, торопится на свой рейс. Марк смотрит ей вслед и думает, что да - сегодня ему повезло.
***
4
Все-таки этот крутой подъем не для его коленей. Ну, окей, во всяком случае не после трех дней беспрерывных съемок.
"Пойдем, - говорит Дженсен на утро четвертого дня, выходного дня - пошли, я тебе покажу кое-что."
И вот, они идут, точнее, ползут по этому склону вверх. И склон получился очень крутой, а трава скользит под ботинками, заставляя хвататься за нее руками и режет ладони и рукава куртки и рубашки намокают от этой мокрой, зеленой, но уже по-сентябрьски примятой травы.
Он матерится сквозь зубы, в очередной раз оскальзываясь и сползая на пару сантиметров вниз. Смотреть получается только в землю, путаясь в собственном дыхании и утреннем холоде, а спина, чувствуется, уже вспотела и нос заложило.
"Ну, что ты там?" - раздается сверху, и Дженсен видимо, на этот раз его сделал, обставил, обогнал, Джаред не смотрит вверх, режась пальцами об осоку и карабкается, отталкивается на голос.
Дженсен стоит парой метров выше, повернувшись боком, выставив согнутую ногу вперед для устойчивости и не смотрит, а разглядывает его.
Улыбается морщинками в уголках глаз, веснушками на лице, рыжей щетиной, потемневшими от сырости ресницами.
"Вот он - наш несокрушимый атлет, надо было захватить тебе электроподъемник".
Джаред молча показывает ему средний палец, отдуваясь и они поднимаются дальше.
Это длится долго, несоизмеримо долго, как в детстве, когда каждый шаг, каждое действие тянется, тянет тебя за собой на хвосте и вот наконец ты у цели.
Ребра болят немилосердно и сердце бухает, заставляя кровь давить, распирать до взрыва, но свежий воздух уже охлаждает затылок и шею, морозит кончики ушей, распускает тесные легкие.
Джаред вытирает нос сырым рукавом рубашки. Дженсен пытается отдышаться в паре шагов от него.
Холм действительно очень высокий, с таких они с Джеффом вместе скатывались, иногда разбивая носы о спрятавшиеся в траве камни.
Это хороший холм, Джареду нравится. Он трет ладони о куртку, стараясь очиститься от земли.
"Тут клево, ты хочешь устроить гонки, кто первый спустится вниз и сломает ногу?"
Дженсен отходит на несколько шагов дальше и Джаред видит, что тот подходит к какому-то жестяному ящику, при детальном рассмотрении оказывающемуся проржавевшими дверями запертого погреба, которые выпуклым треугольником торчат тут не пойми для чего.
"Дин, ты нашел нам новое дело?"
"Садись".
Дженсен подтягивается на руках, взгромождаясь на эту конструкцию. Джаред скептически оглядывает данную картину.
"Чувак, а ты уверен, что эта хрень выдержит еще и меня?"
"Садись, говорю. Уверен."
Он садится.
Дженсен молчит какое-то время, а потом вздыхает. Громко в окружающей стеклянной тишине, и белесое облачко пара вырывается из его рта.
Джаред садится ближе. "Эй, старик, ты в порядке?"
"В полном," - отвечает Эклз.
Они сидят так, пока Джаред тоже не вздыхает, а потом улыбаются оба вперед.
И небо синее-синее до самого горизонта.
***
5
В конце-концов, он не остается в накладе. Ему отходит половина суммы от дома в Ванкувере и новая семья, несколько общих приятелей и бейсбольная перчатка с автографом Джетера. Джаред хорошо помнит это ощущение, когда тяжелый кожаный мячик на бешеном ускорении врезается в ладонь и пальцы рефлекторно сжимаются, преодолевая сопротивление плотной кожи, а Дженсен молча усмехается из-под козырька кепки.
- Слабак! - Кричит ему Джаред, и улыбка растягивает его лицо от уха до уха.
В конце-концов, все совсем неплохо. Теперь он тщательнее бреется и застёгивает рубашки перед зеркалом, проверяя, чтобы пуговица вошла в нужную петельку. Оказывается, что у футболок сзади есть бирка, где написано при какой температуре их лучше стирать, а из карманов джинсов нужно выгребать мелочь, прежде чем кидать их в машинку. Наверное, Джен бы справилась, но Джареду не хочется. Не хочется ее утруждать и поэтому он лихо перекидывает через плечо ворох своих загвазданных тряпок.
- Не парься, я сам. Ты отдыхай!
Его жена много двигается, перемещается по дому и поначалу это непривычно, но потом он успокаивается. У него все еще есть своя комната, он не ночует там, он как-то давно уже привык не ночевать у себя, но теперь туда можно уйти, почитать книжку, посидеть в тишине. Джаред любит тишину: она дает некую отчетливость. Только в последнее время, если долго в ней находится, начинается резь внутри, как будто разом опрокинул в себя полстакана джина и решил куда-нибудь побежать. Может быть, действительно стоит, побежать, пройтись, но Джаред остается сидеть на месте.
Все вокруг говорят, что он очень возмужал. Он и сам это чувствует, чувствует, как выпрямляется его спина каждое утро, когда он встает с постели, чувствует, как стали смотреть на него отец и Джефф, и даже у шуток Чада во время их редких, теперь, телефонных разговоров, изменился тон.
Дженсен принимает это, принимает так же спокойно, как когда-то спокойно накрыл ладонь Джареда своей. И Джаред учится отключать на ночь звук у мобильника, и утром не проверять первым делом телефонный дисплей.
Тяжело просыпаться ночью и никуда не идти. У Джен очень чуткий сон, поэтому он остается лежать, чувствуя, как энергия скапливается в локтях и коленях, от нее подрагивают пальцы на руках. Он сжимает их в кулаки поверх одеяла, как будто ловит мяч.
Наверное, это приходит из снов - сопоставление. От угла стола отскакивает воспоминание о нагретом салоне машины: шершавая поверхность сидений, панель приборов, зеленые деревья за окном, и ухо Дженсена, порозовевшее от солнца.
Это как включения, как видения у Сэма. Джаред не моргает и не морщится, он как рыба в аквариуме, позволяет им проноситься мимо. Широкая запылившая футболка, облупившийся нос, пальцы, надавливающие на ребра.
Сэди иногда забивается в угол и там дрожит, Мегги предлагает сводить ее к ветеринару. И Джаред отвозит их вместе с Харли провериться. У него теперь есть органайзер, куда он записывает дела на день, чтобы все получалось.
На площадке он ловит себя на том, что вертит в руках предметы, которые трогал Дженсен. Это больно бьет по затылку и Джаред мысленно матерится.
- Эй, ты забыл свою консоль в гримерке! - окликает он, и Дженсен улыбается.
- Черт, точно. Забыл. Спасибо, чувак.
- Да не за что, - кивает Джаред. - Не за что.
В августе он все-таки срывается и идет гулять. Выпить не хочется, поэтому Джаред курит. Сигарета чужеродная, маленькая, пальцы плохо с ней управляются, и он не знает, куда деть бычок; так и таскает его с собой пару кварталов, пока не напарывается на урну. У Джен утром ресницы слиплись от слез, Джаред думает о том, какая она красивая.
- Родители предлагают нам приехать на выходные, хочешь?
- Давай, - тихо отвечает она, и Джаред возвращается к разгадыванию кроссворда.
j2rps драбблы объединенные одной, но пламенной ленью автора делать пицот постов, посвященных этому УГ
1
Это могло быть войной. И воздух вначале лета сладкий, как после боя. Джареду хочется набрать больше прозапас. Вдавить ладонь в жирную землю, захватить комок грязи и сжать в кулаке. Прочертить большими пальцами грязные полосы на щеках и на лбу. Залечь с ружьем в зарослях папоротника. Может быть, даже утонуть в великой дождевой луже посреди сада. Он садится рядом с декоративными кустами, слишком большой для этих нежных подвигов. Улитка безбоязненно ползет ему навстречу по мокрому зеленому листу, и рожками определяет курс ровно Джареду на переносицу.
Он глупо улыбается улитке. Ну, вот и встретились.
- Ты что там застрял?
Дженсену все еще невесело после операции, это страшный секрет конечно, но Джаред знает. По тому, как тот морщится от солнца, отворачивается все время, прячется за солнечными очками. Ничего. Улитка пучит рожки, как глаза. Падалеки пару раз сочувствующе кивает ей.
- Я инвентаризирую флору и фауну нашего сада.
- Ищешь себе идентичного по умственному развитию собеседника?
- Ага, - Джаред еще шире улыбается улитке, сообразив, где та находится – В нашем саду. Нашел, - сообщает он.
В Канаде не бывает войн.
***
2
Круговорот воды в природе – он такой.
Джаред смотрит в распухшее, покрасневшее лицо Сэнди и думает, что в первый раз видит, как слезы так свободно и открыто текут по щекам.
Она не касается их рукой, не пытается стереть. И вот, они бегут, скользят по коже так открыто, так надрывно и одна слезинка срывается вниз и падает, не на Сэнди, а ниже - на землю. Исчезает там где-то внизу, впитывается в разрыхленной, равнодушной почве и там, может быть, как-то смешается со всеми прочими каплями воды, добежит до какого-нибудь водоема или испарится раньше, доберется до облаков и прольется обратно, чтобы снова испаряться, течь, растворяться - и это навсегда.
- Навсегда? - спрашивает Сэнди. И это так ужасно. Джаред не знает, что сказать. А она ведь ждет ответа. - Навсегда расходимся? И больше никогда?
Джаред молча пытается кивнуть, потому что если откроет рот, вместо "да", скажет "прости". А это не то, что нужно. Это совсем подло. Ему кажется, что Сэнди его ударит. И пусть лучше ударит, или расцарапает лицо, или что-то такое. Но она просто плачет, эта солнечная, смешная девчонка, плачет так горько, так беззащитно по-детски, что это просто в голове не укладывается, как так можно. Джаред хочет, чтобы она прекратила или ушла, или что-нибудь в этом духе, потому что невыносимо. Он не умеет утешать, никогда не умел. Он же парень, в конце концов, он не знает, что делать с соплями. В общем, ему просто жутко от всего этого.
Девчонки часто плачут, но это ведь Сэнди, его малыш, его солнце. Вот что получается - обман какой-то, она ведь всегда улыбалась ему.
Что же ей сказать? Как попросить? Что наобещать? Харли пьет мутную воду из лужи и Джаред автоматически одергивает его. Дурацкий парк. Дурацкий. Не надо было.
Вообще, не надо было - думает он. До чего же это все бесполезно и сложно. Ненужно. Будет ли она меньше любить его из-за этого? Будет ли плохо к нему относиться?
- Да, - отвечает Джаред, у него получилось - да. Но я не хочу, чтобы ты плакала.
- Не хочешь? - Сэнди шмыгает носом и зло улыбается - Не хочешь?
____________________
Слава Богу. Дженсен стоит к нему спиной. Он протирает книжки в шкафу. Достает их по одной, аккуратно проводит тряпкой по корешку, по обложке, задумчиво пролистывает страницы, по обыкновению бормочет себе что-то под нос.
- Я все, - сообщает ему Джаред.
Дженсен поворачивается, смотрит на него вполоборота.
- Ну, хорошо, - говорит он, тут же опустив взгляд на страницу - как прошло?
- Нормально.
Дженсен молчит, ставит книжку на полку. Проверяет, расставлено ли все по алфавиту. Джаред смотрит за окно, как дождь накрапывает, и это не новость. Он еще с утра зарядил, редкий, противный, холодный. У Дженсена в квартире хорошо. Уютно. Как будто выпил горячего чаю перед сном. Сырость сюда не проникает. Дженсен проводит сухой салфеткой по последней книжке в ряду.
- Молодец, - говорит он - пойдем, у меня есть карбонара.
Вот они сидят на кухне и поначалу макароны у Джареда прилипают к горлу, обжигают стенки. Но Дженсен наливает им двоим вина, и проглатывать становится проще. Они обсуждают вчерашний турнир по регби: сентябрь только начался впереди весь сезон, а Буммерс как будто выдохлись. Дженсен считает, что им не хватает стратегии.
- Стратегия в регби, чувак, ты о чем вообще? - фыркает Джаред.
- А ты считаешь, она там не нужна. Ну, действительно, зачем давить интеллектом, когда можно давить мускулами.
Дженсен не то улыбается, не то усмехается, Джаред смотрит на него, они оба смотрят друг на друга, Падалеки молчит и Дженсен слегка подается вперед.
- Все будет хорошо, - говорит он.
И все конечно же будет.
***
3
Это был самый счастливый день в жизни Марка Тремерса. Ладно. Может быть, не вообще, а только в этом году. Но с начала этого года прошло уже достаточно месяцев, чтобы делать подобные выводы. Тем более, что Женевьев (красивое имя. почти итальянское) выглядела действительно сногсшибательно. Ну, или ему просто нравились такие девушки. Тут в Риме их было много - темноволосых, с глазами чернее угля, которым местные художники рисуют портреты за десять евро. Женевьев отличается от итальянских девушек. Она вся какая-то кукольная, словно и ненастоящая. Может быть, из-за того, что до этого он видел ее только по телевизору. А может, дело в Джареде, рядом с которым все выглядят немного игрушечными. Они с Женевьев одинаково загорелые тем загаром, который лепит на кожу Тирренское море, солнце и бесконечные прогулки пешком. Женевьев не накрашена, да это и не нужно. Она обворожительна волшебством морской нимфы с босыми ногами. Ее волосы немного выгорели на солнце и посеклись на концах. Губы потемнели от дневного зноя. Она улыбается ему. Это чувствуется, даже не смотря на то, что стоит Женевьев боком. Джаред улыбается в камеру. Дженсен улыбается из-за объектива фотоаппарата. И за корпусом серебристой коробочки не видать ничего, кроме его улыбки и рыжей щетины.
- Стоп, снято, - произносит он негромко и слегка хрипловато. Может быть, простудился под кондиционером.
Композиция распадается.
- Спасибо, - говорит Марк.
- Спасибо, - говорит Джаред.
- Спасибо, - говорит Дженсен и отдает Марку фотоаппарат.
- Хорошо вам отдохнуть ребята, - говорит Женевьев.
- Спасибо, Джен, - говорит Эклз, одевая сумку на плечо. Они с Джаредом уходят к нужному терминалу, а Кортез еще раз улыбается Марку.
- Классная фотка, - хмыкает она, глядя в экран фотоаппарата.
Она отказывается от кофе, торопится на свой рейс. Марк смотрит ей вслед и думает, что да - сегодня ему повезло.
***
4
Все-таки этот крутой подъем не для его коленей. Ну, окей, во всяком случае не после трех дней беспрерывных съемок.
"Пойдем, - говорит Дженсен на утро четвертого дня, выходного дня - пошли, я тебе покажу кое-что."
И вот, они идут, точнее, ползут по этому склону вверх. И склон получился очень крутой, а трава скользит под ботинками, заставляя хвататься за нее руками и режет ладони и рукава куртки и рубашки намокают от этой мокрой, зеленой, но уже по-сентябрьски примятой травы.
Он матерится сквозь зубы, в очередной раз оскальзываясь и сползая на пару сантиметров вниз. Смотреть получается только в землю, путаясь в собственном дыхании и утреннем холоде, а спина, чувствуется, уже вспотела и нос заложило.
"Ну, что ты там?" - раздается сверху, и Дженсен видимо, на этот раз его сделал, обставил, обогнал, Джаред не смотрит вверх, режась пальцами об осоку и карабкается, отталкивается на голос.
Дженсен стоит парой метров выше, повернувшись боком, выставив согнутую ногу вперед для устойчивости и не смотрит, а разглядывает его.
Улыбается морщинками в уголках глаз, веснушками на лице, рыжей щетиной, потемневшими от сырости ресницами.
"Вот он - наш несокрушимый атлет, надо было захватить тебе электроподъемник".
Джаред молча показывает ему средний палец, отдуваясь и они поднимаются дальше.
Это длится долго, несоизмеримо долго, как в детстве, когда каждый шаг, каждое действие тянется, тянет тебя за собой на хвосте и вот наконец ты у цели.
Ребра болят немилосердно и сердце бухает, заставляя кровь давить, распирать до взрыва, но свежий воздух уже охлаждает затылок и шею, морозит кончики ушей, распускает тесные легкие.
Джаред вытирает нос сырым рукавом рубашки. Дженсен пытается отдышаться в паре шагов от него.
Холм действительно очень высокий, с таких они с Джеффом вместе скатывались, иногда разбивая носы о спрятавшиеся в траве камни.
Это хороший холм, Джареду нравится. Он трет ладони о куртку, стараясь очиститься от земли.
"Тут клево, ты хочешь устроить гонки, кто первый спустится вниз и сломает ногу?"
Дженсен отходит на несколько шагов дальше и Джаред видит, что тот подходит к какому-то жестяному ящику, при детальном рассмотрении оказывающемуся проржавевшими дверями запертого погреба, которые выпуклым треугольником торчат тут не пойми для чего.
"Дин, ты нашел нам новое дело?"
"Садись".
Дженсен подтягивается на руках, взгромождаясь на эту конструкцию. Джаред скептически оглядывает данную картину.
"Чувак, а ты уверен, что эта хрень выдержит еще и меня?"
"Садись, говорю. Уверен."
Он садится.
Дженсен молчит какое-то время, а потом вздыхает. Громко в окружающей стеклянной тишине, и белесое облачко пара вырывается из его рта.
Джаред садится ближе. "Эй, старик, ты в порядке?"
"В полном," - отвечает Эклз.
Они сидят так, пока Джаред тоже не вздыхает, а потом улыбаются оба вперед.
И небо синее-синее до самого горизонта.
***
5
В конце-концов, он не остается в накладе. Ему отходит половина суммы от дома в Ванкувере и новая семья, несколько общих приятелей и бейсбольная перчатка с автографом Джетера. Джаред хорошо помнит это ощущение, когда тяжелый кожаный мячик на бешеном ускорении врезается в ладонь и пальцы рефлекторно сжимаются, преодолевая сопротивление плотной кожи, а Дженсен молча усмехается из-под козырька кепки.
- Слабак! - Кричит ему Джаред, и улыбка растягивает его лицо от уха до уха.
В конце-концов, все совсем неплохо. Теперь он тщательнее бреется и застёгивает рубашки перед зеркалом, проверяя, чтобы пуговица вошла в нужную петельку. Оказывается, что у футболок сзади есть бирка, где написано при какой температуре их лучше стирать, а из карманов джинсов нужно выгребать мелочь, прежде чем кидать их в машинку. Наверное, Джен бы справилась, но Джареду не хочется. Не хочется ее утруждать и поэтому он лихо перекидывает через плечо ворох своих загвазданных тряпок.
- Не парься, я сам. Ты отдыхай!
Его жена много двигается, перемещается по дому и поначалу это непривычно, но потом он успокаивается. У него все еще есть своя комната, он не ночует там, он как-то давно уже привык не ночевать у себя, но теперь туда можно уйти, почитать книжку, посидеть в тишине. Джаред любит тишину: она дает некую отчетливость. Только в последнее время, если долго в ней находится, начинается резь внутри, как будто разом опрокинул в себя полстакана джина и решил куда-нибудь побежать. Может быть, действительно стоит, побежать, пройтись, но Джаред остается сидеть на месте.
Все вокруг говорят, что он очень возмужал. Он и сам это чувствует, чувствует, как выпрямляется его спина каждое утро, когда он встает с постели, чувствует, как стали смотреть на него отец и Джефф, и даже у шуток Чада во время их редких, теперь, телефонных разговоров, изменился тон.
Дженсен принимает это, принимает так же спокойно, как когда-то спокойно накрыл ладонь Джареда своей. И Джаред учится отключать на ночь звук у мобильника, и утром не проверять первым делом телефонный дисплей.
Тяжело просыпаться ночью и никуда не идти. У Джен очень чуткий сон, поэтому он остается лежать, чувствуя, как энергия скапливается в локтях и коленях, от нее подрагивают пальцы на руках. Он сжимает их в кулаки поверх одеяла, как будто ловит мяч.
Наверное, это приходит из снов - сопоставление. От угла стола отскакивает воспоминание о нагретом салоне машины: шершавая поверхность сидений, панель приборов, зеленые деревья за окном, и ухо Дженсена, порозовевшее от солнца.
Это как включения, как видения у Сэма. Джаред не моргает и не морщится, он как рыба в аквариуме, позволяет им проноситься мимо. Широкая запылившая футболка, облупившийся нос, пальцы, надавливающие на ребра.
Сэди иногда забивается в угол и там дрожит, Мегги предлагает сводить ее к ветеринару. И Джаред отвозит их вместе с Харли провериться. У него теперь есть органайзер, куда он записывает дела на день, чтобы все получалось.
На площадке он ловит себя на том, что вертит в руках предметы, которые трогал Дженсен. Это больно бьет по затылку и Джаред мысленно матерится.
- Эй, ты забыл свою консоль в гримерке! - окликает он, и Дженсен улыбается.
- Черт, точно. Забыл. Спасибо, чувак.
- Да не за что, - кивает Джаред. - Не за что.
В августе он все-таки срывается и идет гулять. Выпить не хочется, поэтому Джаред курит. Сигарета чужеродная, маленькая, пальцы плохо с ней управляются, и он не знает, куда деть бычок; так и таскает его с собой пару кварталов, пока не напарывается на урну. У Джен утром ресницы слиплись от слез, Джаред думает о том, какая она красивая.
- Родители предлагают нам приехать на выходные, хочешь?
- Давай, - тихо отвечает она, и Джаред возвращается к разгадыванию кроссворда.