[калоед и порнограф]

131

spn

Ранней весной в Миннесоте Дин первый раз подходит к нему так близко, чтобы поцеловать. Снег еще не до конца стаял с прогалин, солнце лениво откусывает от сугробов по куску, облизывает их, будто десерт с вишенкой, и Дин целует его. Основательно. Первый раз. Прикрыв глаза, потому что Сэм попросил. Задолго до того, как их отец повернул свою машину на Aйoву, Сэм попросил брата: "Поцелуй меня". Задолго до ста пятидесяти трех Диновых смертей. Задолго до Сэмовых попыток болтать с черным дымом. И в то утро, когда Джесс нежная, родная, в белом платье улыбалась ему за фонарем, Сэм задумчиво водил пальцем по губам вспоминая поздний рыхлый снег Миннесоты и пальцы Дина на темно-серой древесной коре.
Небеса полнятся слухами и ангелами, демоны живут на перекрестках. Преодолевая холмы и овраги, направляя упрямый руль Импалы строго к югу, Сэм чувствует в носу запах хвои. Потому что в июле и августе под ногами нет ничего кроме выжженной засухой земли, и Руби говорит, что все дело в мести.
В тот день, двенадцатого марта, Сэм хочет положить Дину руки на плечи, ведь это важно. Это то, что запомнится потом вместе с весенним прозрачным светом, вязкой холодной грязью под ногами, колючими сосновыми иголками, Диновым дыханием, его тихим "эй" черной галкой, запрятанном в ветках деревьев. Они стоят, не касаясь друг друга, и Сэм тянется к нему под нарождающимся солнцем, жмурясь от озорных бликов, отбрасываемых Диновыми очками, висящими у того на футболке.
Сэм до рези больно ловит яркий июльский свет покрасневшими глазами, окаменевшая дорога перед ним побелела от жары. Запах гари и серы понемногу проникает в его ноздри при каждом экзорцизме, который он проводит по-быстрому, и ангелы щекочут его перьями в ушах.
Он укрывает Дина от холода, прячет его за своей тенью и верит, что однажды это увидят все, а не только озябшие сосны.
Руби проводит его под дрожащие от страха своды часовни и говорит: теперь-то все будет по-новому. Он не подумает о том, что пришел сюда, потому что он охотник. Не вспомнит тихое позвякивание спиц в колесах Боббиной каталки. Не послушает голоса Захарии, когда тот словно заправский землемер, объявит, сколько еще осталось проехать и пройти. Не всколыхнется в его памяти, как брезент, укрывающий Адама хлопал на ветру, пока его не закрепили лучше.
Он готов подолом Джесс подтереть свои ботинки, на которых еще не высохла весенняя грязь Миннесоты.
Галки отрывисто кричат где-то в зеленых кронах и Сэму нужно моргнуть, всего один раз моргнуть, чтобы опереться. В этом мире, вращающемся с востока на запад, потом с запада на восток, норовящим скатиться набекрень, где отощавший пророк боится посмотреть ему в глаза и расчесывая щеку, бормочет сквозь зубы: "извини, приятель, может быть, в другой раз". В этом мире, где Дин больше не ловит его среди сосен, а ружья все чаще дают осечки, стоит на секунду остановиться, чтобы понять, где находится центр опоры. Когда старший брат вновь и вновь оживает, возвращаясь к нему с того света, когда с ангелами ругаешься чаще, чем с официантками в кафе, когда мама обнимает тебя любящими руками, когда нету другой истины, кроме лая адских гончих, нужно остановится и сказать стоп.
Так может быть, все дело в том, что он слишком долго стоял.
"Иди сюда" - говорит Дин, и на щеке у него прилипла сосновая иголка.
А Люцифер смеется как уличный мальчишка и кидает в них надкусанным яблоком.


+1

Сэму всегда трудно решиться. Импалу заливает дождем, как будто кто-то хочет смыть их с асфальта, вниз в канаву. Но Дин перехватывает руль удобнее и только моргает в унисон с движениями машинных дворников. Так Сэм и засыпает - не решившись, по дороге, засеянной призраками и ходячими мертвецами, на пути из Литл-Рока в Маскоги, из мая в июнь, и капли воды стекают по другую сторону окна, срываясь на асфальт, тихо стучат в стекло и Сэму в правый висок.
Его качает дорога под колесами, и тёплое гудение двигателя, привычное дребезжание железа в багажнике, и чуть слышное мычание Дина, подпевающего приглушенному радио.
Сэм просыпается, когда уже почти стемнело, стекла запотели и кажется, что места внутри Импалы стало еще меньше. Он трет взмокшую шею, моргает, выпрямляясь на сидении.
- В мотеле остановимся? - спрашивает Дин, не отрываясь от дороги.
- Не знаю, ты хочешь? - Сэм поворачивается к нему, вынимая из-под себя помявшуюся карту. Бумага нагрелась, Сэм разглаживает ее на коленях. - Сколько еще? Миль шестьдесят?
- Больше. Мы только проехали указатель на Форд-Смит, к утру не доберемся.
- Остановись, - Сэм протягивает руку, касаясь Динова сиденья, - давай я поведу. Ты поспи.
Дин коротким движением, включает поворотник. Они съезжают на обочину, и дождь начинает бесноваться сильнее. Сэм слышит эти настойчивые удары по крыше. До раздражения хочется открыть окно, но он сдерживает себя, выжимая из спертого воздуха последнее. Он знает, что у Дина тоже взмокла шея и пот стекает по спине, въедаясь в футболку.
- Ладно, давай, - говорит он, убирая ногу с педали тормоза, и тянется к ручке двери.
Дождевые капли собираются внизу стекла, Сэм секунду смотрит на этот хаотичный орнамент и решается.
- Эй, - окликает он.
- Что?
Дин поворачивается и Сэм уже близко. Обнимает его горячими пальцами за мокрый загривок и чувствует, как чужие мышцы перекатываются под тканью футболки.
- Сэмми, ты чего?
Зрачки у Дина съедают всю радужку, как его рот забирает весь воздух в салоне, и Сэм сглатывает и ныряет за кислородом. Он хотел бы проникнуть внутрь Дина, и быть там аортой, или артерией под его ребрами. Тихо постукивать, пульсировать в унисон со всем остальным, живым, дышащим.
Дин никогда не целует его первым, и Сэму всегда трудно решиться. Поэтому всякий раз, как он делает это, он старается, чтобы было тихо. Чтобы Дин послушал.

@темы: говно, Supernatural, 2010